На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

Путин – наш Сталинград сегодня. Еще не победа, но уже не поражение

Война есть война. В Первой мировой всё решала пехота, в Гражданской – конница, в Великую Отечественную – танки. Сейчас всё решают информационно-финансовые ударные группировки, единственное, чем можно атаковать ядерную страну, надёжно укрытую от классической внешней агрессии…

Меняется техника, но не меняется суть. Война всегда – грязь, кровь, скорбь, нищета, лишения. Только для тех, кто кормится от войны – она предстаёт парадами и белыми жеребцами под сверкающим мундиром главкома.

У гибридной войны совсем иные сроки, она растянута как фильм, разбитый на стоп-кадры. То, что в 1941 свершилось за год – в наше время потребовало двух десятилетий. Гибридная война размазывает себя по времени, чтобы мимикрировать под мир и обыденное естество, чтобы скрыть свою истребительную сущность.

Но как ни старайся – ни многомиллионные жертвы, ни колоссальные оккупационные зоны не скроешь. Оглядываясь назад, мы отчётливее, чем когда-либо видим, что произошло.

Американцы, не придумав ничего нового, тоже поддались традиционной для захватчиков-русоедов эйфории первоначальной оторопи противника. Они, как шведы, французы, немцы – нанесли первый удар, опрокинули, как им казалось, всю российскую государственность, после чего начали торжествовать победу…

Нет уже никаких сомнений, что 1989-93 годы в новой гибридной мировой войне стали аналогом танковых ударов июля-августа 1941 года. Российское государство рухнуло, армия, как казалось, необратимо погибла, огромные территории ушли под оккупацию…

В этой аналогии Путин – это наш Сталинград. Поворотная точка, в которой силы уравновесились и застыли – или туда, или сюда.

Исход войны далеко ещё не предрешен, но мы наконец перестали драпать. Мы научились контратаковать, наносить чувствительные удары по противнику, ещё вчера казавшемуся непобедимым…

Сегодня, оглядываясь назад – трудно поверить, что кто-то из нас в начале 90-х верил в «демократию». Перед нами возник во всей красе геноцидный неофашизм, в чём-то более технологичный, но не более того. Поддерживая внутреннюю сплочённость драконовскими репрессиями, жесточайшим выкорчёвыванием всякого инакомыслия – он активно обрабатывал нас демократическим мифом…

А что такое демократический миф? Это всхлип угнетённой твари. Каким бы ни было начальство, хоть распрекрасным – а всё ж обидно быть под ним! Обидно быть подчинённым, обидно человеку всякое неравенство – если оно не в его пользу…

Но если дать этому вечному недовольству выход – то от тления обид подчинённости начнётся большой пожар. Поощряйте людей качать права, тянуть одеяло на себя – и даже в самом идиллическом обществе вскоре вместо единства обнаружите бешеную вражду в стиле кинофильма «Гараж». Причина? Да вот она:

1) Никто не хочет быть подчинённым, всем нравится быть начальниками, господствовать.

2) В любом обществе, как его ни перестраивай – всё равно подавляющее большинство оказывается в подчинённом положении.

Вначале демократический миф был по сути своей коммунистическим, он наивно, но благонамеренно требовал «народовластия» как полного имущественного уравнительства. То есть требовал устранить тот вечный раздражитель, которых одних вечно толкает к заносчивости, а других – к зависти.

Из уравнительской утопии путём её облучения американские «сионские мудрецы» вывели чудовищного мутанта «рыночной демократии», потерявшей даже тот невыполнимый и наивный исходный смысл, который имелся во всхлипе угнетённой твари. Речь пошла о «равенстве без равенства» – с опорой на остаточное скотство в человеке.

Демократию стали понимать не как право на равные условия (их и в помине нет в обществе, в котором 60 семей владеют всеми деньгами мира) – а как стремление к погрому, мародёрству, растащиловке.

Такая демократия-мутант утратила исходные социальные смыслы и превратилась из борьбы с несправедливостью в борьбу с порядком.

Всхлип угнетённой твари опасен тем, что разлагает ряды единства. Всё ведь очень просто и очевидно: чтобы народ не был сожран другими народами, он должен постоянно держать фронт. Если растлить народ мародёрством и дезертирством, фронт развалится: приходи и голыми руками бери. Всех! И всё, что мародёр утащил – у него отберут...

Планируя вослед Гитлеру «окончательное решение русского вопроса», русских отучали от того, что они русские. Их учили, что они – отдельно взятые Вани, Пети, Кати, конкурирующие друг с другом за то, что можно украсть с разоряемого мародёрами склада…

Утратив единство – русские утратили и обороноспособность. Предались грабежам и растащиловке. А раз так – то их оккупировали и начали массово уничтожать… Наивен тот дезертир-мародёр, который думает, что очень нужен оккупанту…

Уже состоявшаяся историческая миссия Путина в том, что он сделал наше безусловное поражение условным, а бесспорность нашего окончательного разгрома и истребления – спорной.

Простая констатация факта «России больше нет» благодаря Путину дополнилась вопросительным знаком: «России больше нет?» Предрешённое стало нерешённым – и это огромная заслуга лично Путина.

Хочу подчеркнуть для патриотических болтунов: наше отношение к утверждению может быть любым – но факта оно не меняет. Я могу быть очень сильно против истребления скифов, но раз их уже истребили, как бы я ни возмущался – делу это не поможет…

Чтобы отменить наше историческое исчезновение и физическое истребление – мало возмущаться. Нужно нечто большее, чем личное неприятие факта. К счастью, у Путина и его команды это «нечто большее» оказалось под рукой…

Всякая демократическая борьба угнетателей с угнетёнными, сведение счётов по бытовым обидам – имеют смысл только тогда, когда и угнетатели, и угнетённые остаются живыми.

Если же включена программа их полного уничтожения – без разборов обиженных и обидчиков – тогда, конечно, всякая классовая борьба теряет смысл, и на первый план выходит национальное сплочение вокруг главкома.

Да, мы разные, и интересы у нас разные. Да, порой мы сталкиваемся с вопиющими несправедливостями в собственной среде. Но всё это теряет смысл, когда нас зачищают бульдозером, и наши внутренние разборки мешают нам остановить бульдозер общей смерти.

Бесконечно современны в разговоре о Путине и судьбе России стихи Анны Ахматовой, написанные 23 февраля 1942 года:

Мы знаем, что́ ныне лежит на весах

И что́ совершается ныне.

Час мужества про́бил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мёртвыми лечь,

Не горько остаться без крова.

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово…

Но ведь именно это, дословно и буквально, лежит сегодня, в 2018 году, на весах! Лежит снова!

Почему проамериканская сволота, вышедшая на майдан в Иране, скандирует «Смерть России!»? Ну им-то, казалось бы, в Тегеране, какое дело до далёкой северной страны? У них что, своих проблем нет?

Ответ прост и очевиден: и бандеровщина, и иранская майданщина, и контролируемый ЦРУ излом в исламе (изломизм) – имеют главную и конечную цель в нашем истреблении. Полном и окончательном. Именно потому иранскую агентуру ЦРУ учат таким же кричалкам, как и киевскую агентуру…

Путин, повторю еще раз – это наш Сталинград. Как говорили в Великую Отечественную – «за Волгой для нас земли нет», подчёркивая этим, что нельзя отступать. Так и сегодня мы можем сказать: за Путиным для нас земли нет!

Сталинград – это вовсе не парад Победы. Это руины, кровь и ужас. Это голодные люди в ватниках, которых беспокоит только одно: чтобы патроны не кончились!

Всё человечество понимало, что в Сталинграде решается судьба планеты. Конечно, у Гитлера были и другие фронты, но Сталинград был ключевым.

И современный четвёртый рейх, конечно же, легко расправится с Кубой или Венесуэлой, с КНДР или Ираном, с Лукашенко в Минске или с Приднестровской Республикой… Для этого зверя нет проблем – кроме России… Оттого он и учит своих наёмников желать нашей смерти!

Чтобы понимать, что судьба человечества решается в Сталинграде – не требовалось быть коммунистом или пламенно любить Сталина. Это понимали и Черчилль, и Де-Голль, и Рузвельт.

Точно так же чтобы понять роль Путина как Сталинградского рубежа – не нужно сильно любить Россию, восхищаться сложившимися в ней порядками. Дело не в Путине как человеке – и даже не в Путине как в политике.

Дело в том, что всё человечество, без разбора языков и рас, ведут в электронный концлагерь, где ни закона, ни права, ни традиций – да и саму реальность заменит придуманная политтехнологами виртуальная картинка.

Само наше существование в этом проамериканском мире не признаётся ни как факт, ни даже как гипотеза.

– А кто вам сказал, что вы есть? – спросят у нас, если мы проиграем наш нынешний Сталинград.

Важно осознать, что сегодня, при всех недостатках нашей власти, ничто, кроме Путина, не отделяет нас от нашего истребления!

То, что мы против этого – понятно, но само по себе это ничего не значит. Мы были против расчленения СССР и провели всенародный референдум – кого это остановило?

Демократический миф, когда-то родившийся из вздоха угнетённой твари – давно уже мутировал до декорации, прикрывающей западный произвол без дна и берегов. Но то, что мы каждый в отдельности против этого произвола – без нашего единства не значит ровным счётом ничего.

И имя нашему единству сегодня – не Грудинин, не Навальный, не Собчак, не Жириновский, не Зюганов, не иные, пусть даже величайшие в их помыслах и возмущениях политики. Имя ему – Путин.

По материалам Николай Выхин

Картина дня

наверх